Полина Кохинор
Постукивая пальцами по весёленькой жёлтой ручке, отличительной черте тележек местного супермаркета, Елена Петровна Пирогова с жалостью смотрела на худую, измученную духотой кассиршу в цыплячьего цвета фартуке. Из-под форменной, опять-таки жёлтой, пилотки, клейменной изображением упитанной, довольной собой бабищи с громадными авоськами в руках, уныло свисали тусклые белёсые волосы. Почти бесцветные пряди гармонично сочетались с пустыми бледно-серыми глазами и тонкими губами, розовеющими остатками помады. В целом же лицо несчастной работницы универсама представляло собой своеобразную маску, выражающее одно, всеобъемлющее желание: свалить с рабочего места немедленно, безвозвратно и, желательно, куда-нибудь подальше. Однако до конца рабочего дня было ещё далеко, а значит спешить некуда и незачем, и кассирша заторможено нажимала на клавиши и двигалась как сомнамбула. читать дальше Вяло попискивал сканер, продукты медленно перемещались в «свободную зону», и сутулый мужичонка в кургузом пиджачке отправлял их в пакет, быстро и почти бесшумно, словно опасался лишним движением или звуком привлечь внимание зомби кассового аппарата. С видимым облегчением он сгрёб с лоточка чек и сдачу, застенчиво улыбнулся Елене Петровне и торопливо направился к выходу, а кассирша внезапно ожила, взглядом Немезиды окинула гору продуктов, которую госпожа Пирогова выложила на транспортёр и сипло поинтересовалась:
- Карточка наша, социальная есть?
- Нет.
- Пакетов сколько?
- Три.
Кассирша кивнула и, вновь вернувшись в состояние зомби, бросила в «свободную зону» три больших бело-желтых «майки», и её жилистые руки потянулись к коробке с котлетами. Елена Петровна поморщилась и стала быстрыми выверенными движениями заполнять пакет, с отвращением отмечая, что ведёт себя точь-в-точь как мужчина в кургузом пиджачке. Жалость к усталой кассирше улетучилась, словно жидкость из забытой на плите кастрюли, и на смену ей пришло праведное негодование: госпожа Пирогова сама провела восемь часов в душном помещении, обслуживая клиентов, однако ни на минуту не позволила себе расслабиться и выказать недовольство жизнью и тридцатиградусной жарой. С трудом подавив гнев, Елена Петровна расплатилась, выхватила из рук кассирши чек и почти бегом покинула магазин. Хотелось кого-нибудь пристрелить или, на крайний случай, свернуть чью-то наглую шею. «Это всё жара проклятая!» - обливаясь потом, подумала женщина и, глухо рыкнув, зашагала к дому, благо находился тот всего в двух шагах, а значит, никто сегодня не умрёт и потенциальная убийца имеет все шансы провести вечер и ночь в родной постели, а не в кабинете следователя...
На лавочке у подъезда, в тени раскидистого куста жасмина, сидела Клавдия Семёновна Белкина, заслуженная пенсионерка России, тридцать пять лет проработавшая в центральной районной библиотеке и все эти годы зорко оберегавшая культурное наследие Родины. Именно поэтому, хоть глаза Клавдии Семёновны и были расслабленно прикрыты, ни у кого из соседей язык не повернулся бы назвать её дремлющей, и тот, кто на несколько минут остановился бы неподалёку и понаблюдал за госпожой Белкиной, получил бы неоспоримое тому доказательство. Бывшая заведующая библиотекой находилась на посту. И пусть веки её были сомкнуты, чуткое ухо как радар ловило стук пластиковых колёс об асфальт: пухлый карапуз в красных шортах и голубой майке с важным, сосредоточенным видом возил по бордюру большую пожарную машину. Однако стоило мальчугану остановиться, глаза Клавдии Семёновны мигом распахивались, и серый, чуть водянистый взгляд замирал на лице любимого внука.
- Ванечка? Всё в порядке?
- Да, баба.
Стук возобновлялся, веки опускались, и у подъезда вновь воцарялась благостная идиллия.
Елена Петровна доброжелательно поздоровалась с Ванечкой и его бдительной бабушкой, но задерживаться и болтать с ними не стала. В отличие от Клавдии Семёновны, уже лет пять пребывавшей на заслуженном отдыхе, ей рано утром предстояло вновь тащится на работу, поэтому, обронив пару ничего не значащих фраз, госпожа Пирогова поспешила войти в прохладный полутёмный подъезд. Сразу расхотелось двигаться, а пакеты, словно гири, потянули руки к земле. «Скорей бы в отпуск! А ещё лучше – на пенсию!» Елена Петровна замучено улыбнулась, поднялась по ступеням к лифту и локтём надавила на кнопку вызова.
Оказавшись в родной квартире и свалив пакеты с продуктами в прихожей, госпожа Пирогова устремилась в ванную, на ходу расстёгивая пуговицы блузки. Холодные струи душа унесли раздражение и усталость прошедшего дня, смыли убогое лицо кассирши, всю дорогу стоявшее перед внутренним взором, явив вместо него аппетитные говяжьи котлетки в окружении молодой картошечки, обильно посыпанной душистым укропом. Елена Петровна жадно сглотнула слюну, выключила воду и, накинув на мокрое тело халат, поспешила на кухню - воплощать гастрономическую мечту в реальность.
Вскоре на сковородке заскворчали котлеты, в кастрюльке забулькала вода, на разделочной доске выросла горка пахучего укропа, в плетёной хлебнице расположились мягкие ароматные куски чёрного хлеба, на столе появилась льняная салфетка, вилка и нож, раздался щелчок электрического чайника... В общем, к ужину было всё готово, за исключением самого ужина. Осторожно потыкав ножом картофелину и кинув оценивающий взгляд на шипящие в масле котлеты, Елена Петровна, нетерпеливо вздохнула и щёлкнула пультом телевизора – чтобы не изойти слюной за оставшиеся до начала трапезы пять минут, нужно было срочно отвлечься.
Но судьба словно решила испытать несчастную на прочность! На экране, точно демон-искуситель, возник дородный краснощекий повар в белоснежном колпаке. Лучезарно улыбнувшись, он открыл духовку и жестом фокусника извлёк на свет божий противень, на котором красовалась румяная индейка. В животе у Елены Петровны требовательно заурчало, и она поспешила сменить канал. Индейка исчезла вместе с краснощёким поваром. Зато на экране появилась стройная белокурая девушка в длинном облегающем платье. Качнув точёным плечиком и хлопнув невероятно длинными ресницами, сиё воздушное и, похоже, напрочь лишённое интеллекта создание протянуло, растягивая гласные:
- Я нахожусь в одном из лучших ресторанов столицы.
Камера отъехала в сторону, и глазам Елены Петровны предстал сервированный стол. Обольстительно переливались хрустальные бокалы, маняще сияли начищенные до блеска серебряные приборы. На тончайшем фарфоре нежились тонкие розовые ломтики лососины, в затейливых серебряных вазочках возвышались горки красной и чёрной икры. «Форменное издевательство!» - нахмурилась госпожа Пирогова, надавила на кнопку пульта и в бессильной ярости скрипнула зубами - в кадре возник длинный деревянный стол. За столом вольготно расположились бородатые мужики в кафтанах и высоких шапках. Шумно чавкая, они поглощали тушки перепелов, вгрызались в бараньи и свиные окорока, прикладывались к высоким глиняным кружкам…
- За что мне всё это?! – в сердцах воскликнула Елена Петровна, помимо воли цепляясь взглядом за исполинское серебряное блюдо, на котором истекал соком жареный кабан.
Желудок взвыл, как голодный кот, и, машинально выключив газ, госпожа Петрова шагнула к телевизору. Бородачи продолжали оживлённо разговаривать, размахивая ножами, кружками и обглоданными костями, но женщина их не слышала – она во все глаза смотрела на кабана. В покрытые золотистой корочкой бока так и хотелось вонзить нож и, отхватив солидный кусок, впиться зубами в сочное, пряное мясо…
Над блюдом склонился слуга в сине-зелёной ливрее. Он вонзил кинжал в кабаний бок, ловко вырезал широкую тонкую полосу и с поклоном положил мясо на золотую тарелку.
- Спасибо, - машинально поблагодарила его Елена Петровна и взяла в руки вилку и нож.
Изумлённо хлопнув глазами, слуга отступил в темноту, но госпожа Пирогова не обратила внимания на его вытянувшееся лицо. Втянула ноздрями терпкий аромат и приступила к трапезе. Мясо таяло во рту. Вино в изысканном золотом кубке приятно освежало нёбо, идеально сочетаясь со вкусом кабанятины. В желудке появилась приятная тяжесть, на душе стало легко и спокойно. Веки потяжелели, но жизнерадостные звуки музыки заставили распахнуть глаза и улыбнуться: неестественно-яркий свет факелов выхватил из мрака поляну, покрытую зелёным травяным ковром. Елена Петровна не успела удивиться, откуда в каменном зале взялся кусочек леса, как из травы вытянулись толстые изумрудные стебли с огромными розовыми бутонами. Бутоны раскрылись, и с губ пирующей знати сорвались восхищённые возгласы: на цветоложах стояли юноши в белоснежных туниках, стройные и белокурых, как ангелочки. Юноши обратили пылкие взоры на Елену Петровну, заставив покраснеть от смущения, склонились в изящном поклоне и запели:
Восходят над миром семь ослепительных лун,
Но меркнет их свет пред красою Дельдарии Двайры.
В жилах принцессы прекрасной течёт благородная кровь
Воинов храбрых, могучих защитников Бранта.
Сотрапезники госпожи Пироговой вмиг оказались на ногах. Взмыли в воздух кубки и чаши, и нестройный хор голосов в едином порыве затянул:
- Слава Дельдарии Двайре! Слава принцессе Семи Лун! Слава величайшему из родов Бранта, роду Семи Лун!
Елена Петровна обвела растерянными глазами торжественные лица пышно одетых мужчин и женщин, опустила взгляд на широкий золотой браслет, украшавший правое запястье, и вздрогнула. Морок схлынул, вместо изысканной белоснежной скатерти её рука лежала на полированной столешнице родного кухонного стола.
- Мамочки… - одними губами прошептала Елена Петровна и откинулась на спинку стула.
Перед ней стояла пустая тарелка, во рту ощущался вкус котлет, картошки и свежего укропа. Несколько секунд госпожа Пирогова с недоумением разглядывала крошки панировки, сиротливо разбросанные по фарфоровому плато, потом вытянула из пачки пакетик чая и бросила его в чашку. Добавила кипяток, сахар и только после этого рискнула взглянуть на правое запястье. Никакого браслета там, естественно, не было.
- Дурдом. Это всё жара! Скорей бы на дачу.
Елена Петровна размешала сахар, покосилась на тёмный экран телевизора и решила, что будет пить чай в гостиной. И без всяких там СМИ! Поставила чашку на маленький поднос, расписанный гжельскими цветами, прошла по коридору и вступила в свою самую любимую комнату – царство книг, музыки и рукоделия. Поставив чашку на журнальный столик, госпожа Пирогова включила тихую музыку, удобно расположилась в мягком анатомическом кресле и расслабленно вытянула ноги. На кухне ждала грязная посуда, в ванной – груда грязного белья. «Да и полы неплохо бы вымыть, - подумала женщина и поморщилась: - Завтра!» Глотнула чая, взглянула на старые настенные часы и удивлённо приподняла брови:
- Ого! Кажется, только пришла, а уже полдевятого. Вот время бежит.
Часы мелодично тренькнули, словно соглашаясь с хозяйкой, и по их стеклянной дверце скользнул заходящего солнца. Игра золотых бликов напомнила Елене живую картинку с браслета Дельдарии Двайры: над прекрасным дворцом плыли молочно-белые облака, то скрывая, то вновь открывая взору семь полных лун. Невольно залюбовавшись диковинным браслетом, блестевшим на тонкой, изящной руке, госпожа Пирогова упустила миг, когда вновь оказалась в средневековом трапезном зале.
Блюдо с кабаном уже убрали, на его месте возвышался невероятных размеров торт с марципановыми розами, желейными озёрами и кремовыми лебедями. Цветы и ангелоподобные юноши тоже куда-то делись, вместо них на травяной поляне танцевали девушки в чудесных парчовых платьях. Вокруг танцовщиц сидели мальчики и девочки с маленькими арфами в руках. Детские пальчики перебирали струны, давая жизнь нежной, как они сами, мелодии.
Слуга наполнил золотой кубок игристым вином и, пригубив его, Елена Петровна весело рассмеялась. Она вдруг вспомнила, что этот кубок далеко не первый, что само вино редкое и драгоценное и что плачено за него чистыми изумрудами с северных рудников. «А раз заплачено – будем пить!» - удивляясь самой себе, подумала госпожа Пирогова и залпом опустошила кубок. В голове приятно зашумело, лица окружающих стали казаться знакомыми и даже малость надоевшими.
- Чудно всё это...
Однако развить свою мысль Елена Петровна не успела. Рядом появился молодой человек в красном камзоле. В руках он держал широкополую шляпу с длинными белыми перьями, которые небрежно падали на каменный пол. Молодой человек склонился к Елене Петровне и с придыханием произнёс:
- Сегодня Вы прекрасны как никогда, Дели!
Госпожа Пирогова невольно хмыкнула и придирчиво вгляделась в незнакомое лицо с тонкими правильными чертами: чёрные брови вразлёт, выразительные тёмные глаза, аккуратный нос, чувственный рот с ниточками усиков над верхней губой. Эдакий напомаженный франт из дамских романов, тот тип мужчин, что вызывает у серьёзных женщин только презрительную улыбку. Неожиданно в голове всплыло имя – Бимль Буревиста, и Елена Петровна, едва сдерживая смех, шепнула:
- Благодарю тебя, Бим.
Молодой человек покраснел от удовольствия, и госпожа Пирогова ощутила лёгкое прикосновение к своей ножке. «Ах, ты мой застенчивый мачо!» Елена Петровна хихикнула, слегка нажала атласной туфелькой на мысок его сапога, а, когда лицо Бимля приобрело блаженно мечтательное выражение, расхохоталась. «Давненько я ни с кем не флиртовала!» - подумала она, бросила кокетливый, многообещающий взгляд на Буревисту и поднесла кубок к губам, предоставив кавалеру полыхать от страсти в одиночестве.
Потягивая вино, госпожа Пирогова наблюдала за кружащимися на поляне девицами и прислушивалась к своему телу, которое казалось знакомым и чужим одновременно. Елене Петровне ужасно хотелось посмотреть в зеркало и узнать, насколько хорошо она смотрится в этом чудесном, навеянным жарой сне, но, увы, приходилось довольствоваться искажённым отражением в отполированном серебряном кубке и обозрением доступных взору частей тела. Например, рук, которые никогда не знали грязной работы и не поднимали ничего тяжелее веера. Было безумно приятно касаться бархат6ной и нежной, как у младенца, кожи и любоваться длинными ухоженными пальцами с сияющими ободками дорогих перстней. «Счастливица, - завистливо вздохнула Елена Петровна, чувствуя себя вором, впервые проникшим в чужой дом. – Ну и пусть! Это же сон! Сейчас она это я!»
Госпожа Пирогова приосанилась и с интересом завертела головой, решив, что нужно запомнить как можно больше деталей, чтобы посмаковать их на досуге. Однако разглядеть зал целиком не удалось, поскольку факелы освещали лишь стол, сидящих за ним людей, да зелёную поляну, где в грациозном танце продолжали кружиться девушки. Дельдария обожала этот танец, и танцовщицы исполняли его для принцессы каждый вечер. «Мне никогда не надоедает смотреть на него», - отстранённо подумала Елена Петровна и, затаив дыхание, нырнула в водоворот чужой памяти. Огромный трапезный зал стал привычным и родным. Сейчас госпожа Пирогова знала, как он выглядит при свете солнца: высокие стены, сложенные из нежно-розового мрамора, и золотые круги на арочном потолке, что символизируют семь лун Бранта. Она знала, что между зашторенными окнами, в просторных нишах, похожих на пещеры, прячутся музыканты, чьи чарующие мелодии услаждают господский слух в обеденные часы, а под сводчатым потолком на тяжёлых железных цепях висят хрустальные многоярусные люстры, которые слуги зажгут в конце ужина, чтобы не совсем трезвые аристократы могли спокойно покинуть трапезный зал и благополучно добраться до своих или чужих покоев. Дельдария Двайра, например, собиралась провести сегодняшнюю ночь в покоях Бимля, и Елене Петровне нравились её планы: обнажённый Буревиста выглядел впечатляюще, а в постели был неутомим. Принцесса весьма ценила этого любовника, он напоминал ей породистого жеребца в период расцвета. А лошадей Дели обожала. Лошадей, охоту, наряды и мужчин.
Почти каждый её день начинался с бешеной скачки по полям и перелескам близ замка Юной луны. Дельдария охотилась на любую дичь, на любого зверя, а вернувшись в замок, меняла изысканный охотничий наряд на откровенное вечернее платье, и начиналась другая охота – за чувственными наслаждениями. Наследница престола не утруждала себя чтением и рукоделием, её не интересовала политическая жизнь Бранта, а разговоры об армии и сельском хозяйстве вызывали зевоту. Впрочем, это было закономерно. Изначально Дельдарию Двайру, младшую из шестерых внуков королевы Дельции Дестины, воспитывали не как наследницу престола. Королева планировала выдать её замуж за принца Прибрежного королевства, единственного наследника старого короля Ваана Вагаршака. Этот брак обеспечил бы Семилунью беспошлинный проезд к Черепашьему океану, а в перспективе – слияние двух королевств. Однако безвременная кончина детей и старших внуков нарушила планы королевы, и глуповатая Дельдария оказалась наследницей престола. Единственной, в ком текла кровь великого рода Семи лун. Опасаясь за её жизнь, Дельция Дестина удалила внучку из столицы, поселила в замке Юной луны и окружила проверенными, надёжными людьми. Тот же Бимль Буревиста лишь казался беспечным франтом, на деле он был одним из лучших воинов Семилунья…
Чем лучше Елена Петровна узнавала Дельдарию Двайру, тем больше она её забавляла. Принцесса была капризна и эгоистична, командовала окружающими, как хотела, и наивно полагала, что так будет всегда. «Со своими кукольными мозгами она на троне долго не задержится. Да и пёс с ней, это не мои проблемы!» - категорично и с долей презрения подумала госпожа Пирогова и с благодарностью улыбнулась слуге, поставившему перед ней тарелку с куском торта. Щека слуги дёрнулась, глаза округлились, и он поспешил убраться восвояси, а Елена Петровна беззаботно пожала плечами и взяла ложку. У бисквита оказался своеобразный кисло-сладкий вкус, но гадать, что именно повар добавил в тесто, женщина не стала, просто наслаждалась десертом и мысленно повторяла: «Только бы сейчас не проснуться. Не сейчас, пожалуйста!»
- С Вашего позволения, принцесса, я распоряжусь увеличить кондитеру жалование. Сегодня он превзошёл себя, – раздался над ухом тихий голос Буревисты.
Госпожа Пирогова замерла с ложкой во рту, а потом, сообразив, как глупо выглядит, со звоном положила ложку на тарелку и смущённо закивала:
- Замечательная идея, Бимль. Жалование этому кудеснику нужно как минимум удвоить.
Агатовые глаза Буревисты на секунду сузились, но Елена Петровна не придала этому значения. В конце концов, в Семилунье она была, так сказать, проездом, и уж если чего и хотела, так это насладиться великолепным десертом и отдохнуть. «Можно и в компании такого красавчика, как Бимль. - Госпожа Пирогова с сожалением посмотрела на недоеденный кусок торта и отодвинула тарелку: - Сладкого и у нас полным-полно, а вот галантный и застенчивый мачо – эксклюзив!»- решила она, обвела строгим взглядом подданных и призывно улыбнулась Буревисте.
Слуги правильно восприняли взгляд принцессы, и под сводами зала стали медленно зажигаться хрустальные многоярусные люстры. Едва первые золотистые светлячки взорвали ночной сумрак, придворные встали со своих мест, поклонились наследнице Семилунья и потянулись к выходу. Бимль тоже поднялся, подал Дельдарии руку, но едва их пальцы соприкоснулись, в зал ворвался гонец в запыленном плаще.
- Срочное послание для Её высочества! – прокричал он и, рысцой подбежав к принцессе, протянул запечатанный сургучом конверт.
Действуя, словно во сне, Елена Петровна приняла послание, разломила печать и расправила белоснежный лист:
«Моя возлюбленная внучка, обстоятельства первостепенной важности требуют твоего незамедлительного возвращения в столицу. Отправляйся в путь, как только получишь это письмо, ибо от резвости твоих коней зависит судьба государства! Дельция Дестина, королева Семилунья».
Сердце госпожи Пироговой сжалось от непонятной тревоги, рука с письмом упала, пальцы разжались, но листок не успел коснуться пола - Бимль Буревиста перехватил его налету. Пробежался глазами по ровным, каллиграфическим строчкам и громко приказал:
- Карету для Её высочества! Живо!
«Что же случилось в столице?» - заторможено подумала Елена Петровна и опустила взгляд на браслет Дельдарии: небо над золотым дворцом потемнело, семь лун едва виднелись сквозь тёмную пелену туч. Пророкотал гром, небо расчертила пронзительно-яркая молния, и хлынул дождь.
Елена Петровна вскочила с кресла и кинулась закрывать окно - над изнывающей от жары Москвой разразилась чудовищная гроза.
- Наконец-то станет легче дышать, - пробормотала женщина и поспешила на кухню.
Пронеслась по коридору и поражённо остановилась в дверях: посуды в раковине не было, а в стиральной машине крутилось бельё.
- Когда это я успела? – Госпожа Пирогова напряжённо потёрла лоб, и память услужливо подсказала, что, попив чая и прослушав «Маленькую ночную серенаду», она всё-таки решила помыть посуду и постирать. – Но я же спала и даже видела сон! – Елена Петровна опустилась на табурет и оторопело уставилась на стиральную машину. Индикатор показывал, что до конца стирки осталось десять минут. – Полтора часа. У меня из жизни выпали полтора часа… - простонала она и поняла, что лукавит. Сейчас госпожа Пирогова прекрасно помнила, чем занималась всё это время. – Но не лунатик же я? Не… Какой лунатик? Я всё помню! И тот чудесный сон, и стирку… Шизофрения!
Елена Петровна встала, распахнула дверь холодильника и взяла с полки пузырёк валокордина. Накапала в чашку тридцать капель, подумала и добавила ещё десять.
- Буду спать, как младенец. Без снов! – Решительно выпив лекарство, Елена Петровна почистила зубы и отправилась в спальню, где облачилась в ночную рубашку и легла в постель.
«И всё-таки любопытно, что же случилось в столице?» - сонно подумала она, повернулась на бок и закрыла глаза.
продолжение
- Карточка наша, социальная есть?
- Нет.
- Пакетов сколько?
- Три.
Кассирша кивнула и, вновь вернувшись в состояние зомби, бросила в «свободную зону» три больших бело-желтых «майки», и её жилистые руки потянулись к коробке с котлетами. Елена Петровна поморщилась и стала быстрыми выверенными движениями заполнять пакет, с отвращением отмечая, что ведёт себя точь-в-точь как мужчина в кургузом пиджачке. Жалость к усталой кассирше улетучилась, словно жидкость из забытой на плите кастрюли, и на смену ей пришло праведное негодование: госпожа Пирогова сама провела восемь часов в душном помещении, обслуживая клиентов, однако ни на минуту не позволила себе расслабиться и выказать недовольство жизнью и тридцатиградусной жарой. С трудом подавив гнев, Елена Петровна расплатилась, выхватила из рук кассирши чек и почти бегом покинула магазин. Хотелось кого-нибудь пристрелить или, на крайний случай, свернуть чью-то наглую шею. «Это всё жара проклятая!» - обливаясь потом, подумала женщина и, глухо рыкнув, зашагала к дому, благо находился тот всего в двух шагах, а значит, никто сегодня не умрёт и потенциальная убийца имеет все шансы провести вечер и ночь в родной постели, а не в кабинете следователя...
На лавочке у подъезда, в тени раскидистого куста жасмина, сидела Клавдия Семёновна Белкина, заслуженная пенсионерка России, тридцать пять лет проработавшая в центральной районной библиотеке и все эти годы зорко оберегавшая культурное наследие Родины. Именно поэтому, хоть глаза Клавдии Семёновны и были расслабленно прикрыты, ни у кого из соседей язык не повернулся бы назвать её дремлющей, и тот, кто на несколько минут остановился бы неподалёку и понаблюдал за госпожой Белкиной, получил бы неоспоримое тому доказательство. Бывшая заведующая библиотекой находилась на посту. И пусть веки её были сомкнуты, чуткое ухо как радар ловило стук пластиковых колёс об асфальт: пухлый карапуз в красных шортах и голубой майке с важным, сосредоточенным видом возил по бордюру большую пожарную машину. Однако стоило мальчугану остановиться, глаза Клавдии Семёновны мигом распахивались, и серый, чуть водянистый взгляд замирал на лице любимого внука.
- Ванечка? Всё в порядке?
- Да, баба.
Стук возобновлялся, веки опускались, и у подъезда вновь воцарялась благостная идиллия.
Елена Петровна доброжелательно поздоровалась с Ванечкой и его бдительной бабушкой, но задерживаться и болтать с ними не стала. В отличие от Клавдии Семёновны, уже лет пять пребывавшей на заслуженном отдыхе, ей рано утром предстояло вновь тащится на работу, поэтому, обронив пару ничего не значащих фраз, госпожа Пирогова поспешила войти в прохладный полутёмный подъезд. Сразу расхотелось двигаться, а пакеты, словно гири, потянули руки к земле. «Скорей бы в отпуск! А ещё лучше – на пенсию!» Елена Петровна замучено улыбнулась, поднялась по ступеням к лифту и локтём надавила на кнопку вызова.
Оказавшись в родной квартире и свалив пакеты с продуктами в прихожей, госпожа Пирогова устремилась в ванную, на ходу расстёгивая пуговицы блузки. Холодные струи душа унесли раздражение и усталость прошедшего дня, смыли убогое лицо кассирши, всю дорогу стоявшее перед внутренним взором, явив вместо него аппетитные говяжьи котлетки в окружении молодой картошечки, обильно посыпанной душистым укропом. Елена Петровна жадно сглотнула слюну, выключила воду и, накинув на мокрое тело халат, поспешила на кухню - воплощать гастрономическую мечту в реальность.
Вскоре на сковородке заскворчали котлеты, в кастрюльке забулькала вода, на разделочной доске выросла горка пахучего укропа, в плетёной хлебнице расположились мягкие ароматные куски чёрного хлеба, на столе появилась льняная салфетка, вилка и нож, раздался щелчок электрического чайника... В общем, к ужину было всё готово, за исключением самого ужина. Осторожно потыкав ножом картофелину и кинув оценивающий взгляд на шипящие в масле котлеты, Елена Петровна, нетерпеливо вздохнула и щёлкнула пультом телевизора – чтобы не изойти слюной за оставшиеся до начала трапезы пять минут, нужно было срочно отвлечься.
Но судьба словно решила испытать несчастную на прочность! На экране, точно демон-искуситель, возник дородный краснощекий повар в белоснежном колпаке. Лучезарно улыбнувшись, он открыл духовку и жестом фокусника извлёк на свет божий противень, на котором красовалась румяная индейка. В животе у Елены Петровны требовательно заурчало, и она поспешила сменить канал. Индейка исчезла вместе с краснощёким поваром. Зато на экране появилась стройная белокурая девушка в длинном облегающем платье. Качнув точёным плечиком и хлопнув невероятно длинными ресницами, сиё воздушное и, похоже, напрочь лишённое интеллекта создание протянуло, растягивая гласные:
- Я нахожусь в одном из лучших ресторанов столицы.
Камера отъехала в сторону, и глазам Елены Петровны предстал сервированный стол. Обольстительно переливались хрустальные бокалы, маняще сияли начищенные до блеска серебряные приборы. На тончайшем фарфоре нежились тонкие розовые ломтики лососины, в затейливых серебряных вазочках возвышались горки красной и чёрной икры. «Форменное издевательство!» - нахмурилась госпожа Пирогова, надавила на кнопку пульта и в бессильной ярости скрипнула зубами - в кадре возник длинный деревянный стол. За столом вольготно расположились бородатые мужики в кафтанах и высоких шапках. Шумно чавкая, они поглощали тушки перепелов, вгрызались в бараньи и свиные окорока, прикладывались к высоким глиняным кружкам…
- За что мне всё это?! – в сердцах воскликнула Елена Петровна, помимо воли цепляясь взглядом за исполинское серебряное блюдо, на котором истекал соком жареный кабан.
Желудок взвыл, как голодный кот, и, машинально выключив газ, госпожа Петрова шагнула к телевизору. Бородачи продолжали оживлённо разговаривать, размахивая ножами, кружками и обглоданными костями, но женщина их не слышала – она во все глаза смотрела на кабана. В покрытые золотистой корочкой бока так и хотелось вонзить нож и, отхватив солидный кусок, впиться зубами в сочное, пряное мясо…
Над блюдом склонился слуга в сине-зелёной ливрее. Он вонзил кинжал в кабаний бок, ловко вырезал широкую тонкую полосу и с поклоном положил мясо на золотую тарелку.
- Спасибо, - машинально поблагодарила его Елена Петровна и взяла в руки вилку и нож.
Изумлённо хлопнув глазами, слуга отступил в темноту, но госпожа Пирогова не обратила внимания на его вытянувшееся лицо. Втянула ноздрями терпкий аромат и приступила к трапезе. Мясо таяло во рту. Вино в изысканном золотом кубке приятно освежало нёбо, идеально сочетаясь со вкусом кабанятины. В желудке появилась приятная тяжесть, на душе стало легко и спокойно. Веки потяжелели, но жизнерадостные звуки музыки заставили распахнуть глаза и улыбнуться: неестественно-яркий свет факелов выхватил из мрака поляну, покрытую зелёным травяным ковром. Елена Петровна не успела удивиться, откуда в каменном зале взялся кусочек леса, как из травы вытянулись толстые изумрудные стебли с огромными розовыми бутонами. Бутоны раскрылись, и с губ пирующей знати сорвались восхищённые возгласы: на цветоложах стояли юноши в белоснежных туниках, стройные и белокурых, как ангелочки. Юноши обратили пылкие взоры на Елену Петровну, заставив покраснеть от смущения, склонились в изящном поклоне и запели:
Восходят над миром семь ослепительных лун,
Но меркнет их свет пред красою Дельдарии Двайры.
В жилах принцессы прекрасной течёт благородная кровь
Воинов храбрых, могучих защитников Бранта.
Сотрапезники госпожи Пироговой вмиг оказались на ногах. Взмыли в воздух кубки и чаши, и нестройный хор голосов в едином порыве затянул:
- Слава Дельдарии Двайре! Слава принцессе Семи Лун! Слава величайшему из родов Бранта, роду Семи Лун!
Елена Петровна обвела растерянными глазами торжественные лица пышно одетых мужчин и женщин, опустила взгляд на широкий золотой браслет, украшавший правое запястье, и вздрогнула. Морок схлынул, вместо изысканной белоснежной скатерти её рука лежала на полированной столешнице родного кухонного стола.
- Мамочки… - одними губами прошептала Елена Петровна и откинулась на спинку стула.
Перед ней стояла пустая тарелка, во рту ощущался вкус котлет, картошки и свежего укропа. Несколько секунд госпожа Пирогова с недоумением разглядывала крошки панировки, сиротливо разбросанные по фарфоровому плато, потом вытянула из пачки пакетик чая и бросила его в чашку. Добавила кипяток, сахар и только после этого рискнула взглянуть на правое запястье. Никакого браслета там, естественно, не было.
- Дурдом. Это всё жара! Скорей бы на дачу.
Елена Петровна размешала сахар, покосилась на тёмный экран телевизора и решила, что будет пить чай в гостиной. И без всяких там СМИ! Поставила чашку на маленький поднос, расписанный гжельскими цветами, прошла по коридору и вступила в свою самую любимую комнату – царство книг, музыки и рукоделия. Поставив чашку на журнальный столик, госпожа Пирогова включила тихую музыку, удобно расположилась в мягком анатомическом кресле и расслабленно вытянула ноги. На кухне ждала грязная посуда, в ванной – груда грязного белья. «Да и полы неплохо бы вымыть, - подумала женщина и поморщилась: - Завтра!» Глотнула чая, взглянула на старые настенные часы и удивлённо приподняла брови:
- Ого! Кажется, только пришла, а уже полдевятого. Вот время бежит.
Часы мелодично тренькнули, словно соглашаясь с хозяйкой, и по их стеклянной дверце скользнул заходящего солнца. Игра золотых бликов напомнила Елене живую картинку с браслета Дельдарии Двайры: над прекрасным дворцом плыли молочно-белые облака, то скрывая, то вновь открывая взору семь полных лун. Невольно залюбовавшись диковинным браслетом, блестевшим на тонкой, изящной руке, госпожа Пирогова упустила миг, когда вновь оказалась в средневековом трапезном зале.
Блюдо с кабаном уже убрали, на его месте возвышался невероятных размеров торт с марципановыми розами, желейными озёрами и кремовыми лебедями. Цветы и ангелоподобные юноши тоже куда-то делись, вместо них на травяной поляне танцевали девушки в чудесных парчовых платьях. Вокруг танцовщиц сидели мальчики и девочки с маленькими арфами в руках. Детские пальчики перебирали струны, давая жизнь нежной, как они сами, мелодии.
Слуга наполнил золотой кубок игристым вином и, пригубив его, Елена Петровна весело рассмеялась. Она вдруг вспомнила, что этот кубок далеко не первый, что само вино редкое и драгоценное и что плачено за него чистыми изумрудами с северных рудников. «А раз заплачено – будем пить!» - удивляясь самой себе, подумала госпожа Пирогова и залпом опустошила кубок. В голове приятно зашумело, лица окружающих стали казаться знакомыми и даже малость надоевшими.
- Чудно всё это...
Однако развить свою мысль Елена Петровна не успела. Рядом появился молодой человек в красном камзоле. В руках он держал широкополую шляпу с длинными белыми перьями, которые небрежно падали на каменный пол. Молодой человек склонился к Елене Петровне и с придыханием произнёс:
- Сегодня Вы прекрасны как никогда, Дели!
Госпожа Пирогова невольно хмыкнула и придирчиво вгляделась в незнакомое лицо с тонкими правильными чертами: чёрные брови вразлёт, выразительные тёмные глаза, аккуратный нос, чувственный рот с ниточками усиков над верхней губой. Эдакий напомаженный франт из дамских романов, тот тип мужчин, что вызывает у серьёзных женщин только презрительную улыбку. Неожиданно в голове всплыло имя – Бимль Буревиста, и Елена Петровна, едва сдерживая смех, шепнула:
- Благодарю тебя, Бим.
Молодой человек покраснел от удовольствия, и госпожа Пирогова ощутила лёгкое прикосновение к своей ножке. «Ах, ты мой застенчивый мачо!» Елена Петровна хихикнула, слегка нажала атласной туфелькой на мысок его сапога, а, когда лицо Бимля приобрело блаженно мечтательное выражение, расхохоталась. «Давненько я ни с кем не флиртовала!» - подумала она, бросила кокетливый, многообещающий взгляд на Буревисту и поднесла кубок к губам, предоставив кавалеру полыхать от страсти в одиночестве.
Потягивая вино, госпожа Пирогова наблюдала за кружащимися на поляне девицами и прислушивалась к своему телу, которое казалось знакомым и чужим одновременно. Елене Петровне ужасно хотелось посмотреть в зеркало и узнать, насколько хорошо она смотрится в этом чудесном, навеянным жарой сне, но, увы, приходилось довольствоваться искажённым отражением в отполированном серебряном кубке и обозрением доступных взору частей тела. Например, рук, которые никогда не знали грязной работы и не поднимали ничего тяжелее веера. Было безумно приятно касаться бархат6ной и нежной, как у младенца, кожи и любоваться длинными ухоженными пальцами с сияющими ободками дорогих перстней. «Счастливица, - завистливо вздохнула Елена Петровна, чувствуя себя вором, впервые проникшим в чужой дом. – Ну и пусть! Это же сон! Сейчас она это я!»
Госпожа Пирогова приосанилась и с интересом завертела головой, решив, что нужно запомнить как можно больше деталей, чтобы посмаковать их на досуге. Однако разглядеть зал целиком не удалось, поскольку факелы освещали лишь стол, сидящих за ним людей, да зелёную поляну, где в грациозном танце продолжали кружиться девушки. Дельдария обожала этот танец, и танцовщицы исполняли его для принцессы каждый вечер. «Мне никогда не надоедает смотреть на него», - отстранённо подумала Елена Петровна и, затаив дыхание, нырнула в водоворот чужой памяти. Огромный трапезный зал стал привычным и родным. Сейчас госпожа Пирогова знала, как он выглядит при свете солнца: высокие стены, сложенные из нежно-розового мрамора, и золотые круги на арочном потолке, что символизируют семь лун Бранта. Она знала, что между зашторенными окнами, в просторных нишах, похожих на пещеры, прячутся музыканты, чьи чарующие мелодии услаждают господский слух в обеденные часы, а под сводчатым потолком на тяжёлых железных цепях висят хрустальные многоярусные люстры, которые слуги зажгут в конце ужина, чтобы не совсем трезвые аристократы могли спокойно покинуть трапезный зал и благополучно добраться до своих или чужих покоев. Дельдария Двайра, например, собиралась провести сегодняшнюю ночь в покоях Бимля, и Елене Петровне нравились её планы: обнажённый Буревиста выглядел впечатляюще, а в постели был неутомим. Принцесса весьма ценила этого любовника, он напоминал ей породистого жеребца в период расцвета. А лошадей Дели обожала. Лошадей, охоту, наряды и мужчин.
Почти каждый её день начинался с бешеной скачки по полям и перелескам близ замка Юной луны. Дельдария охотилась на любую дичь, на любого зверя, а вернувшись в замок, меняла изысканный охотничий наряд на откровенное вечернее платье, и начиналась другая охота – за чувственными наслаждениями. Наследница престола не утруждала себя чтением и рукоделием, её не интересовала политическая жизнь Бранта, а разговоры об армии и сельском хозяйстве вызывали зевоту. Впрочем, это было закономерно. Изначально Дельдарию Двайру, младшую из шестерых внуков королевы Дельции Дестины, воспитывали не как наследницу престола. Королева планировала выдать её замуж за принца Прибрежного королевства, единственного наследника старого короля Ваана Вагаршака. Этот брак обеспечил бы Семилунью беспошлинный проезд к Черепашьему океану, а в перспективе – слияние двух королевств. Однако безвременная кончина детей и старших внуков нарушила планы королевы, и глуповатая Дельдария оказалась наследницей престола. Единственной, в ком текла кровь великого рода Семи лун. Опасаясь за её жизнь, Дельция Дестина удалила внучку из столицы, поселила в замке Юной луны и окружила проверенными, надёжными людьми. Тот же Бимль Буревиста лишь казался беспечным франтом, на деле он был одним из лучших воинов Семилунья…
Чем лучше Елена Петровна узнавала Дельдарию Двайру, тем больше она её забавляла. Принцесса была капризна и эгоистична, командовала окружающими, как хотела, и наивно полагала, что так будет всегда. «Со своими кукольными мозгами она на троне долго не задержится. Да и пёс с ней, это не мои проблемы!» - категорично и с долей презрения подумала госпожа Пирогова и с благодарностью улыбнулась слуге, поставившему перед ней тарелку с куском торта. Щека слуги дёрнулась, глаза округлились, и он поспешил убраться восвояси, а Елена Петровна беззаботно пожала плечами и взяла ложку. У бисквита оказался своеобразный кисло-сладкий вкус, но гадать, что именно повар добавил в тесто, женщина не стала, просто наслаждалась десертом и мысленно повторяла: «Только бы сейчас не проснуться. Не сейчас, пожалуйста!»
- С Вашего позволения, принцесса, я распоряжусь увеличить кондитеру жалование. Сегодня он превзошёл себя, – раздался над ухом тихий голос Буревисты.
Госпожа Пирогова замерла с ложкой во рту, а потом, сообразив, как глупо выглядит, со звоном положила ложку на тарелку и смущённо закивала:
- Замечательная идея, Бимль. Жалование этому кудеснику нужно как минимум удвоить.
Агатовые глаза Буревисты на секунду сузились, но Елена Петровна не придала этому значения. В конце концов, в Семилунье она была, так сказать, проездом, и уж если чего и хотела, так это насладиться великолепным десертом и отдохнуть. «Можно и в компании такого красавчика, как Бимль. - Госпожа Пирогова с сожалением посмотрела на недоеденный кусок торта и отодвинула тарелку: - Сладкого и у нас полным-полно, а вот галантный и застенчивый мачо – эксклюзив!»- решила она, обвела строгим взглядом подданных и призывно улыбнулась Буревисте.
Слуги правильно восприняли взгляд принцессы, и под сводами зала стали медленно зажигаться хрустальные многоярусные люстры. Едва первые золотистые светлячки взорвали ночной сумрак, придворные встали со своих мест, поклонились наследнице Семилунья и потянулись к выходу. Бимль тоже поднялся, подал Дельдарии руку, но едва их пальцы соприкоснулись, в зал ворвался гонец в запыленном плаще.
- Срочное послание для Её высочества! – прокричал он и, рысцой подбежав к принцессе, протянул запечатанный сургучом конверт.
Действуя, словно во сне, Елена Петровна приняла послание, разломила печать и расправила белоснежный лист:
«Моя возлюбленная внучка, обстоятельства первостепенной важности требуют твоего незамедлительного возвращения в столицу. Отправляйся в путь, как только получишь это письмо, ибо от резвости твоих коней зависит судьба государства! Дельция Дестина, королева Семилунья».
Сердце госпожи Пироговой сжалось от непонятной тревоги, рука с письмом упала, пальцы разжались, но листок не успел коснуться пола - Бимль Буревиста перехватил его налету. Пробежался глазами по ровным, каллиграфическим строчкам и громко приказал:
- Карету для Её высочества! Живо!
«Что же случилось в столице?» - заторможено подумала Елена Петровна и опустила взгляд на браслет Дельдарии: небо над золотым дворцом потемнело, семь лун едва виднелись сквозь тёмную пелену туч. Пророкотал гром, небо расчертила пронзительно-яркая молния, и хлынул дождь.
Елена Петровна вскочила с кресла и кинулась закрывать окно - над изнывающей от жары Москвой разразилась чудовищная гроза.
- Наконец-то станет легче дышать, - пробормотала женщина и поспешила на кухню.
Пронеслась по коридору и поражённо остановилась в дверях: посуды в раковине не было, а в стиральной машине крутилось бельё.
- Когда это я успела? – Госпожа Пирогова напряжённо потёрла лоб, и память услужливо подсказала, что, попив чая и прослушав «Маленькую ночную серенаду», она всё-таки решила помыть посуду и постирать. – Но я же спала и даже видела сон! – Елена Петровна опустилась на табурет и оторопело уставилась на стиральную машину. Индикатор показывал, что до конца стирки осталось десять минут. – Полтора часа. У меня из жизни выпали полтора часа… - простонала она и поняла, что лукавит. Сейчас госпожа Пирогова прекрасно помнила, чем занималась всё это время. – Но не лунатик же я? Не… Какой лунатик? Я всё помню! И тот чудесный сон, и стирку… Шизофрения!
Елена Петровна встала, распахнула дверь холодильника и взяла с полки пузырёк валокордина. Накапала в чашку тридцать капель, подумала и добавила ещё десять.
- Буду спать, как младенец. Без снов! – Решительно выпив лекарство, Елена Петровна почистила зубы и отправилась в спальню, где облачилась в ночную рубашку и легла в постель.
«И всё-таки любопытно, что же случилось в столице?» - сонно подумала она, повернулась на бок и закрыла глаза.
продолжение
@темы: Семь лун Бранта
Прелюбопытнейшая штука! Молодой аристократ, вооружённый наглостью, шпагой и бумагой от короля шастает по городу Парижу, флиртует с дамами и посылает направо и налево многозначительные хитрющие взгляды. Какая, к чёрту, интрига, какие убийства - милый, ты главное улыбайся! Шарман! 
